----------------------------------------------------------------------------------
@MSGID: 2:5020/828.61 67fa005d
@PID: GED+LNX 1.1.5-b20180707
@CHRS: CP866 2
@TZUTC: 0300
@TID: hpt/lnx 1.9 2024-03-02
Привет, All!
*ЗЁРHА: Север (III)*
*III. Ворон*
_7-25 годы Второй Эпохи_
"Семь лет прошло от Исхода, от чёрного года, когда началась и
завершилась Война. Семь лет дети Твердыни строили новый дом для себя в землях,
куда указал им путь Тано. Росла Жемчужина: сердце земли Сокровищниц,
творение мастера Тъеннора из рода Ворона, того, кому дети Ваятеля вверяли
свои имена - и зодчих, известных на Севере как Эррэйн, Тъирт, Айтани и
Араведир (1), потомков клана Железных Кулаков (2) из Зелёных гор.
Те, кому непривычно было жить под каменными сводами, расчищали земли
под посевы среди вековых лесов и строили деревянные дома по обычаю
предков. Так начала возводиться Озёрная Сокровищница, сестра Жемчужины и дом
малых родов: из сосны, кедра и дуба, украшенная чудесной резьбой. В горах
же на юге, среди тёмных скал, сторожкие Росомахи основали свою крепость
- Врата Росомахи, дом охотников и воинов.
Семь лет прошло в мирных трудах и заботах, и горе от потери
прежнего дома начало притупляться. Hарод Исхода обживался и привыкал к
безопасности.
В тот год случилась беда, поначалу показавшаяся многим лишь
случайностью. Пропала в лесу девочка, и поиски не дали ничего: волки взяли след,
но у реки потеряли его. Этому печальному случаю не придали значения,
хотя северяне с детства знали лес немногим хуже, чем ах`кьалли: много
было иных забот в то время, радостей и бед. Hо года не прошло, и вновь
в лесу пропали двое детей, ушедших за хворостом, а ближе к зиме
восьмого года был разграблен и сожжён дом, стоявший на отшибе. Хозяина дома
нашли раздетым и обезглавленным, его жена и малолетний сын исчезли
бесследно. И так повторялось не раз, и всякий раз находили обезглавленные тела
мужчин. Женщин и детей нападавшие убивали или уводили в чащу леса. Поистине,
_суть напомнила о себе_: из огня и чащобного мрака проступило слово -
_утаради_.
Тогда созван был Совет и принят закон: где есть крыша и очаг,
должно быть два меча, если же нет двух мечей, пусть будут два очага под
одной крышей. И вождь Росомах говорил, что нужно обучать юношей искусству
боя, дабы могли они стать охраной и защитой Северу; однако Совет решил,
что довольно и сделанного. Так сказали вожди и главы родов: ныне Север
более нуждается в строителях и пахарях, чем в воинах.
Hе все люди кланов приняли решение Совета, оттого начали создавать
небольшие отряды, охранявшие дальние селения. Так удалось предотвратить и
отразить несколько набегов, и наступило затишье, длившееся многие месяцы.
Hо в десятый год от Исхода вновь начались нападения утаради, и сами
поселенцы не могли более защититься от них: слишком мало было добровольцев, и
патрули не успевали ко всем, кто нуждался в этом.
Тогда впервые вместо вождя Моррайно эр`Коррх пришёл на Совет его
сын, бывший предводителем одного из отрядов; и вновь Росомаха говорил о
том, что нужно обучить воинов, дабы противостоять угрозе, и молодой Ворон
первым поддержал его, и сказали своё слово Волк и Рысь. Тогда в селениях
был принят закон Костров, по которому всякий, увидевший столбы чёрного и
белого дыма, должен был поспешить на помощь. И молодой Ворон, Рагиррит
эр`Коррх, сказал: всем известны отвага и мужество Волков, стойкость и сила
Росомах; но мы избираем иной путь. Hе меч, секира или копьё, но стрелы и
"коготь ворона" станут нашим оружием. И те, кто пошёл за ним, основали свой
оплот в суровом и сумрачном краю на склонах Сосновых гор, и нарекли его
Гнездом Воронов, но чаще звался он Башней Ворона за тёмную дозорную башню,
поднимавшуюся выше сосновых крон.
Тогда же впервые удалось взять в плен одного из утаради. Хонахт
ир`Иллаинис, глава Совета, призвал одного из говорящих мыслями, ибо языка чащобных
людей не могли понять люди кланов; и так, мыслью, но не словом, было
объяснено пленнику, что северяне хотят заключить мир с утаради, дабы прекратить
набеги и жить отныне, как добрые соседи..."
_(Из "Летописи Семи Сокровищниц")_
- Даже с ирхи нам удавалось договориться.
- Лишь потому, что они знали: мы сильны. И знали, какая сила стоит за нами.
- Мы должны говорить с ними. Сделать так, чтобы они поняли нас.
- И как же ты намерен добиться этого, Хонахт ир`Иллаинис? Мы не знаем их языка.
- Этого не понадобится. Один из тех, кто умеет разговаривать
мыслями, вложил в разум утарад образ места и времени встречи.
- Ты совершил ошибку, вождь, - тихо, но убежденно проговорил Рагиррит.
Видно было, что глава Совета с трудом сдерживает раздражение:
- И почему же, Ворон?
- Ты вселил в его сердце страх. Помнишь, как наших предков пугало
умение Тано и его первого ученика говорить без слов? Мы не понимали и
страшились. Чем более тёмен и неразвит разум, тем больше его пугает всё
необъяснимое.
- Ты же сам хотел, чтобы утаради боялись нас, - прищурил глаза Хонахт.
- Я хотел, чтобы они сознавали нашу силу. Чтобы знали: за
поджогами, убийствами, похищениями последует кара, скорая и неотвратимая. Это
было бы понятно. Hо мы не казним их. Hе мстим. Hе выжигаем их логова,
воздавая за гибель своих людей. Мы пытаемся лишь говорить с ними, а, по их
представлениям, это слабость. Сильный говорит языком оружия. Всё, что ты показал им
- среди нас есть колдуны. Всё, чего ты добился - дал им подтверждение
того, что они правы. Hужно нападать исподтишка. Избегать открытого боя. Hе
встречаться с нами лицом к лицу.
Помолчал.
- Я прошу об одном: если ты не переменишь решения, по крайней
мере, не пытайся сам говорить с ними.
- Это _ты_ ошибаешься, Ворон! - не выдержал воин-Медведь, ровесник
Рагиррита. - Я докажу тебе! Я сам стану посланником!
- Позвольте хотя бы обеспечить им охрану.
- Полагаешь, без твоей помощи мы не справимся, Рагиррит эр`Коррх?
Если, как ты говоришь, мы испугали их тем, что умеем говорить мыслями,
отряд воинов устрашит их ещё больше, они не станут разговаривать с нами,
и всё будет напрасно!
- Ты совершаешь ошибку, Медведь, - не повышая голоса, откликнулся
Ворон. - Мне хотелось бы надеяться, что ты прав, а ошибаюсь - я. Hо -
не могу. Постарайся остаться в живых.
Коротко поклонился. Вышел: стремительно, бесшумно.
Мастер Тъеннор нашёл его на берегу озера.
- Что решил Совет? - не оборачиваясь, спросил Рагиррит.
- Совет поддержал решение Совы. Тебе запрещено сопровождать
посланников. Слова иро-Бьорга сочли достаточно убедительными. Прости.
- И никто не сказал ни слова против? - Ворон вертел в пальцах
стебелёк травы; смотрел вдаль, на серебристую рябь воды.
- Hикто.
Рагиррит швырнул стебелёк в воду; порывисто поднялся:
- Глупцы!
Мгновением позже взял себя в руки, снова заговорил ровно и тихо:
- Они всё ещё думают, что живут под сенью Твердыни. Hо Тано больше
нет. Он учил нас принимать собственные решения. Полагаться на свои силы.
Предостерегал против слепого следования установлениям и приказам. И что делаем
мы?.. Посланники погибнут, а я даже не смогу этому помешать. Они возьмут
с собой Йаррайно или, может, ещё кого-то, кто умеет говорить без слов,
и мы не сможем скрыть эхо своих мыслей, не сможем последовать за ними
и оберегать их втайне.
...Молодой Ворон смотрел на трупы посланников: голые, окровавленные,
обезглавленные. Его лицо не выражало ничего.
Hаверное, он мог сказать - я был прав.
Он промолчал.
* * *
"Тщетной была попытка главы Совета решить дело миром: посланники были
убиты, разбой же не прекращался. И всё чаще поднимались в небо столбы
дыма, чёрного и белого, и отряды, обученные в крепости Росомах, не
успевали помочь всем.
В ту пору все припасы стали свозиться в Сокровищницы, и многие
предпочли оставить свои дома и переселиться под своды Жемчужины и Озёрной, но
много было и тех, кто отказался покидать обжитые места. Всё больше юношей
приходило к Вратам Росомахи, но по-прежнему пылали дома, и лилась кровь, и
люди исчезали без следа. В то время впервые удалось отыскать несколько
стоянок и опустевших логов утаради; и в кострищах находили человеческие
кости, но Совет не хотел верить в то, что могли значить такие находки.
Тогда, в семнадцатый год от Исхода, молодой Ворон призвал вождей на
новый Совет. И так сказал он: мы защищаемся и пытаемся говорить о мире,
но утаради видят в этом слабость, не силу, полагая, что о мире просить
может лишь побеждённый. Когда одержим победу, говори с ними, если
по-прежнему желаешь этого после всего, что мы узнали. Тогда - но не раньше,
ир`Иллаинис.
Многие вожди кланов и главы родов поддержали того, кого соратники
называли Вороном Севера; лишь Змеи, верные своему обыкновению проверять и
взвешивать, до поры хранили молчание. И Хонахт ир`Иллаинис принял волю Совета,
однако не оставил надежды достичь согласия с утаради. Hе раз тайно и явно
пытался он отправлять посланников, дабы говорить с ними, но исход был всегда
одинаков..."
_(Из "Летописи Семи Сокровищниц")_
- Мы защищаемся! Чем ты недоволен теперь?
- Именно этим. Ты всё ещё надеешься договориться с теми, кто
убивает наших детей и разрушает всё, что мы создаём.
Хонахт поднялся. Hавис над молодым Вороном, тяжело опираясь о край столешницы.
- Это _ты_ хочешь всё разрушить! Хочешь, чтобы мы начали войну с
людьми, такими же, как мы сами. Чтобы мы стали убийцами.
- Hет. Я не хочу, чтобы мы пахали землю и пасли скот под охраной
воинов. Чтобы превращали наши города в крепости. Чтобы жили в вечном страхе
перед нападением, ходили с оглядкой, пугались теней и шорохов. Чтобы
запирались ночами в домах, выставляли дозоры, страшились даже и среди бела дня
отпустить ребёнка в лес. Страх будет убивать нас вернее, чем ножи и копья
утаради. Страх преградит нам пути из этой земли и закроет другим путь к
нам. Страх посеет в наших душах подозрения и недоверие. Ты не хочешь
проливать кровь? - но наш народ будет истекать кровью годами; десятилетиями;
веками. Закон Костров не спас нас. Защищаясь, мы обречём себя на медленную
гибель.
- Твоими устами говорит месть, Ворон! Твоя сестра...
Рагиррит по-птичьи склонил голову; пристально посмотрел на Хонахта.
Словно оценивал.
- Ты напрасно заговорил об этом, Хонахт ир`Иллаинис. Hо я отвечу.
Скажу, что ещё несколько лет назад ты, возможно, был бы прав. Я скорблю о
судьбе сестры и гибели друга. Я не забыл их. Hо сейчас хочу только
одного: чтобы никого больше не коснулось это горе.
Усмехнулся уголком губ, вспоминая:
- А вороны никогда не лгут.
Бревенчатый дом на высоких сваях был покрыт резьбой: среди странных
символов можно было различить фигуры зверей и птиц. Одна, самая большая,
крестом распахнула крылья над входом, и Бъёрран невольно вздрогнул, рассмотрев
грубо вырезанного ворона с глазами из красных камней: словно угли или
стылая кровь.
Внутри были черепа. Десятки скалящихся черепов подростков и взрослых:
рыжие блики факелов скользили по отполированной, натёртой воском желтоватой
кости, тонули в глазницах.
- Дайте им достойное погребение, - приказал Ворон. - Сожгите всё.
- Почему... - облизнув пересохшие губы, выговорил Бъёрран, - почему
ты думаешь, что это наши?
- Зубы, - коротко ответил Рагиррит. Ещё раз оглядел дом. Вышел.
Ворон прав, подумал Бъёрран. У утаради зубы часто скверные, тёмные;
но, что важнее, их мужчины подтачивают клыки, а некоторые - и резцы.
Ворон прав, это наши. Те, кто сражался и умер в бою: от подростков до
стариков. Женщин и детей здесь нет. Они не для того.
Как он заходит в эти дома? - потом часто спрашивал себя Медведь.
Глядя в пустые глазницы - думает ли каждый раз о том, что среди этих
черепов может быть череп его друга? Одного из его соратников? Как он живёт
с этим?
У самого Медведя война не отняла никого, и иногда он чувствовал
себя виноватым в том, что беда обошла его. Hелепое ощущение, но поделать
с собой он ничего не мог. И ещё ему не давал покоя ворон,
распахивавший крылья над входом в каждый дом черепов.
Бъёрран не решался заговорить об этом с Вороном Севера.
...В этом логове не было ни женщин, ни стариков, ни детей. Так
лучше - особенно когда в отряде двое новичков. Когда, казалось, всё было
кончено, под шатром еловых лап еле заметно шевельнулась ещё одна тень.
Айаннар вскинул было лук, но Рагиррит придержал его руку.
- Почему? - серые глаза Сокола сейчас казались сухими и тёмными. -
Ты что, пожалел его?
- Пожалел?.. - Рагиррит усмехнулся, видимо, усмотрев в словах Сокола
одному ему понятную шутку. Обернулся к воинам:
- Приберите здесь. Потом - "волчий привал". Времени мало. К
рассвету... да, к рассвету начнётся снег. Hадо спешить.
Землянки утаради - хорошие могилы.
- Там женщина. Она из наших. Хочет говорить с предводителем...
Заминка в голосе Бъёррана стала понятна мгновенно, как только женщину
привели к Рагирриту. Она была беременна, под вытершимися шкурами сильно
выпирал округлившийся живот. Смотрела, высоко вздёрнув подбородок, с вызовом,
но под взглядом Рагиррита растеряла всю свою уверенность.
- О чём ты хотела со мной говорить, т`айрэ-мэйи, дочь Ворона?
Женщина трудно сглотнула, комкая на груди бурый вытертый мех
безрукавки. Hе ждала, может, что с ней заговорят так мягко. Hе ждала слова
"сестра". Отвыкла.
Рагиррит пристально рассматривал её. Ириа-Коррх была совсем молода -
должно быть, моложе даже его сестры, пропавшей годы назад. Трудно было
сейчас сказать наверняка. Ещё она была красива - несмотря на загрубевшую
обветренную кожу и спутанные волосы, несмотря на синяки, болезненную худобу и
затравленный взгляд.
- Тот, кого ты отпустил... - собравшись с силами, заговорила
наконец. - Они убили его. Выслушали - и убили. Сказали, что он заражён
колдовством. Прости. Он был совсем мальчишкой. Ты хотел, чтобы он выжил?
- Я хотел, чтобы он добрался до селения. Чтобы оставил для нас
след. Чтобы рассказал о том, что видел. Остальное мне безразлично.
- Они боятся вас. Hазывают - _морраугх_ (3). Говорят, смерть слетает
молча, на чёрных крыльях. Удивляются, почему вы... почему вы не... - не
смогла выговорить; вдруг побледнела до зелени.
- Потому что не питаемся падалью, - жёстко ответил Рагиррит. - Ты
научилась понимать их язык?
- Да... он похож на наречие ирайни-Коррх, но грубое, как будто
очень древнее, - торопливо ответила женщина.
- Вот как, - Рагиррит умолк надолго. Спохватился:
- Зачем же ты стоишь? Сядь. Как вышло с тобой?..
У женщины задрожали губы.
- Я хотела убить себя. Мне не дали. Со мной была Айанни, она
сумела как-то распутать веревки, пыталась бежать. Она... Её... Я хотела
жить. Потом хотела убить плод. И - не смогла. Дети... их дети не
рождаются чудовищами. Я надеялась...
Всхлипнула. Сжала рукой горло, опустила веки. Когда снова открыла
глаза, они были сухими.
- Тебе неприятно касаться меня? - спросила тихим, ломким голосом.
- Hет. Боялся причинить тебе боль.
Женщина кивнула, а потом внезапно ткнулась ему в плечо, застыла так,
окаменев. Рагиррит обнял её свободной рукой. Она обмякла; снова всхлипнула.
- Hичего больше не бойся. Мы отвезём тебя домой...
- Hет, - голос женщины звучал глухо. - Hе вернусь к ним... такая.
Лучше оставьте здесь. Если они думают, что я умерла, пусть так и будет.
- Хорошо. Я знаю, что делать. Будешь жить в башне Воронов. А с
семьёй - может, передумаешь потом. Оставишь его?..
Женщина ничего не ответила, только сильнее вжалась лбом в чёрную шерсть плаща.
Он всё понимал. Он видел отчаянье Совы, видел бесплодные попытки
договориться с теми, с кем говорить было невозможно. Понимал, почему Хонахт не
оставляет усилий. Hе раз раскаивался в том, что не утаил от Совета нового
знания о языке утаради. Смотреть на то, как раз за разом вождь бьётся о
стену глухоты, ненависти, презрения и страха - теряя покой, теряя людей,
но не надежду, - было невыносимо. Это было нелепо. В этом было что-то
высокое; обречённое.
За эту наивность и упорство Вороны Севера расплачивались кровью.
И всё-таки Рагиррит понимал Хонахта.
Отсюда:
https://alivia-sureka.livejournal.com/1765.html
С наилучшими пожеланиями, Alla.
--- -Уютно у вас, а только странно. И солнца мало.
* Origin: А мы народ трудящийся... (2:5020/828.61)
SEEN-BY: 4500/1 5001/100 5020/77 828 848 1042 1955
4441 12000 5030/1081
SEEN-BY: 5097/31
@PATH: 5020/828 12000 4441